"…Родина! Партия! Сталин! –
Родней и дороже нет слов.
Они зажигают сердца,
Они окрыляют на труд.
И рапорты без конца
В Кремлевский дворец идут:
Там загорелись огни новых ГЭС,
Там задымили заводы,
Там магистраль пролегла и экспресс
Мчится по ней полным ходом".
65 лет назад советские люди мечтали о том, как на смену живым пропагандистам придут когда-нибудь механические:
"Экспресс будущего
Г. Куликовская
Обычное купе экспресса Москва-Пекин. Полный мрак, не нарушаемый отблеском ярких станционных огней: большое окно скрыто тяжелой шторой. В темноте светится только циферблат стенных часов.
Пассажир нажимает кнопку у изголовья. Нигде не видно ни лампы, ни плафонов, а между тем стало светло. Свет излучают невидимые источники, спрятанные в потолке и в стенах. В ровном свечении глазам предстает скромная, уютная обстановка небольшой... комнаты. Да, да, комнаты! Разве можно назвать ее иначе, если в ней стоят два кожаных дивана, покрытых белоснежным бельем, кресло, столик с телефоном и письменным прибором? Над диванами в светлых рамах картины. Свежий чистый воздух, наполненный, точно на цветущем лугу, ароматом душистых трав, струится из ажурных бронзовых решеток. Его "производит" климатическая установка.
Едва пассажир успел умыться (к его услугам горячая и холодная вода), как приходит горничная. Она приносит на подносе чай и бутерброды, интересуется, не нужно ли поговорить с Куйбышевым, понадобится ли носильщик.
Последний вопрос может показаться неуместным: в купе не видно ни одного чемодана. Однако они есть и так же, как пальто, шляпа, спрятаны в шкафах и в багажнике над дверью.
Поезд замедляет свой неудержимый, стремительный бег. За толстым небьющимся стеклом, оправленным никелированной рамой, скользят провода электрических высоковольтных линий.
Проснулся и второй пассажир. Он из степей Казахстана и возвращается в колхоз со Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Ему хочется посмотреть на красавицу электростанцию, которая угадывается по светлеющей слева дали.
Пассажирам экспресса не надо напрягать память, чтобы вспомнить историю этого грандиозного гидротехнического сооружения. Нажим кнопки на столике – и в купе как бы вселяется третий человек.
- Наш поезд подходит к Куйбышеву, - говорит невидимый диктор. – Сейчас мы подымаемся на плотину электростанции высотой в тридцать шесть метров. Представьте себе, что вы поедете по крыше восьмиэтажного здания длиной в четыре километра, в котором находятся уникальные гидротурбины, самые большие в мире. Только одна лопасть турбины весит двадцать пять тонн. За плотиной начинается море. Оно тянется до Казани...
Слушая диктора, пассажиры прильнули к окнам, вглядываясь в необъятную водную ширь. Они мчатся в зареве электрических огней. Вдали сияют лучи маяков и пловучих морских буев, освещенные палубы дизельэлектроходов, видны темные силуэты нефтеналивных барж...
Экспресс встретил утро на пороге Азии. Здесь царствовала не сухая и ясная запоздалая осень, как всего десять часов назад в столице,а мела поземка. Первый, ранний снег пушистым покрывалом одел пологие горы. В вагонах по-прежнему было тепло. Надежная обшивка из пластмассы, изоляционного материала и пленки прочного, не поддающегося коррозии сплава предохраняла помещение от влияния ветра и влаги. Воздух все также чист и свеж, только в нем чувствуется терпкий запах смолы, будто окна распахнуты в хвойный южноуральский лес.
Пассажиры, позавтракав, отправились в салон – комфортабельный вагон без купе и коридора. Здесь картины на стенах, цветы в изящных вазах, книжный шкаф, радиоприемник и даже установка для демонстрации кинофильмов. Одни пассажиры читают, погрузившись в глубокие кресла, другие мирно беседуют, прохаживаясь по толстому ковру; несколько человек иностранцев сгруппировалось у телевизора.
- На проводе Ленинград, - оповещает диктор. – Пройдите в первую кабину.
Молодая женщина встает с кресла и захлопывает за собой металлическую дверцу.
- А мы уже, наверно, в Казахстане, - замечает кто-то, поглядывая в окно. – Снега нет. Пойдемте наверх.
Двое пассажиров поднимаются по лесенке на второй этаж салона.
Необыкновенная панорама развернулась перед ними через прозрачну4ю, как стекло пластмассовую галерею. Во все стороны, куда хватал глаз, простиралась безбрежная казахстанская степь. Экспресс, казалось, рассекал ее, все быстрее и быстрее шел по новой магистрали на юго-восток, точно стремясь догнать уходящее лето. Скорость была так велика, что не позволяла различить, что лежала поблизости; поселки, сады, голубые ленты каналов, стада овец, поля и луга – все сливалось в сплошные полосы. Где-то в стороне, за разорванными цепями полузаросших холмов и густыми купами кустарников, мелькали высокие, светлые башни насосных станций, подающих воду, черные точки автомашин, серебристые винты вертолетов.
Движение экспресса столь стремительно, что чудится – это не поезд, а борт гигантского самолета, бороздящего не небесные, а земные просторы. Впечатление это усиливают встречные поезда, молнией мелькающие мимо. Только вместо оглушительного рокота двигателей доносится приглушенное гудение. Несмотря на скорость, пассажиры пишут письма, и буквы ровными рядами ложатся на бумагу. Особые амортизаторы обеспечивают устойчивость вагонов.
Естественно, что чудесные картины преображенных песчаных полупустынь вызывают желание узнать о них поподробнее. Пассажиры прибегают к помощи механического рассказчика. Из маленькой дисковой коробочки, искусно приделанной к креслу, звучит голос человека. Он рассказывает, как советские люди переделали пустовавшие некогда земли к северу от Аральского моря, превратили их в цветущие поля и сады.
Неожиданно рассказчика прерывает другой голос:
- Товарищи пассажиры, через несколько минут вынужденная остановка! Наш поезд подходит к новому, только что построенному каналу Обь-Аральское море, на котором происходит испытание ферм моста. Мы должны пропустить встречный экспресс на разъезде 3650.
Один пассажир заволновался:
- Когда я уезжал отсюда несколько месяцев назад, тут и воды не было, а теперь через новый мост поедем!.. "
("Огонек", 1952, № 44 (26, октябрь), с. 23).