"…Часовые проходят на пост.
Над кремлевской стеной, не сгорая, горят
Пять высоких рубиновых звезд.
А под теми звездами-рубинами —
Твой гранитный, твой бессмертный дом.
И к тебе, родному и любимому,
Мы тропою заветной идем".
Пять высоких рубиновых звезд.
А под теми звездами-рубинами —
Твой гранитный, твой бессмертный дом.
И к тебе, родному и любимому,
Мы тропою заветной идем".
60 лет назад главным персонажем советской литературы был Ильич:
"Ильич
(Страницы жизни)
Алексей Марков
Выстрел
- Выходит, с красною Россией
Расправиться не так легко…
Ведь вот: раздетые, босые,
А смотрят, черти, далеко!
И защищают то, что будет,
Хоть ничего сегодня нет.
Растут невиданные люди
И удивят когда-то свет! –
Так рассуждали те, кто вроде
На нас сочувственно глядел,
Кто не был против нас в походе,
Но нашей гибели хотел.
Упорно битва продолжалась,
И враг в ночи решил тайком,
Чтоб сердце всей России сжалось,
Чтоб в горле встал горячий ком,
Ударить в голову России,
Пресечь высоких мыслей ток,
Что повернули жизнь впервые,
Сломав привычных дней поток.
***
Садится дым, в степи растаяв,
Не гаснет зарево костра.
Под черной буркою Чапаев
Уснуть не в силах до утра.
Звенят без умолку цикады,
Как будто бы сошли с ума…
А с болью в сердце нету слада,
И плечи придавила тьма.
Тьмой захлебнулся ковш небесный.
Где блеск созвездья золотой!
Все полог скрыл тяжеловесный
Неодолимой чернотой.
Лишь из-под облачного края
Луна, как ворон, щурит глаз.
Глядит, как будто укоряя,
Она, Василь Иваныч, вас.
От боли за полночь не спится,
И то обиднее всего,
Что не были с вождем в столице:
Вы заслонили бы его!
- Ну, как Ильич? Вы не слыхали,
Что говорят о нем врачи? –
Чапая спрашивал в печали
Боец, проснувшийся в ночи.
У всей страны болела рана:
И украинец, и казах,
Киргиз в своей кибитке рваной
Об этом думали в слезах…
***
Читает Крупская газету
По настоянью Ильича…
Прочла, что было жарким лето
И уродилась алыча,
Что некий зарубежный дядя
Наследство хочет передать…
- Ты мне не то читаешь, Надя!
Решила обмануть опять?
Рехнулись все газеты, что ли?
О всякой пишут чепухе!
К чему мне о балетной школе
И о сбежавшем женихе?
Где сообщенья с фронта, Надя?
Что журналисты за народ!
- Да успокойся, бога ради!
Все, значит, хорошо идет,
А то бы сообщили кратко…
Смирял он постепенно гнев,
Вздыхала Крупская украдкой,
Слезу платочком утерев.
Так каждый день оно и было
До первых радостных вестей.
Тогда она сама спешила
Все рассказать ему скорей.
…О человечности судачим!
Такой-то, дескать, целый век
В ладу со всеми жил, а значит,
Был бескорыстный человек,
Не становился на мозоли
Покойный вы жизни никому,
Был всем на свете он доволен…
И память вечная ему?
А если мы каленым гневом
Из жизни выжигаем дрянь,
Сорняк корчуем из посева,
Пригревшийся, куда ни глянь,
Нам говорят: "Плохой характер,
Такому все не по душе,
Подумайте, как он бестактен!
Чуть что, он буйствует уже!
Не слишком ли крутые меры?
Не перегнул ли палку он?"
И быстро найденным примером
Его проступок подтвержден.
Раздастся голос сердобольных
"Оценщиков" добра и зла:
"Кровопролития довольно…
Кому жестокость помогла?.."
Хотя давно ль страдали сами
От хищной алчности господ,
Что денежными став мешками,
Жестоко грабили народ.
Ничто перед такими деды!
Не знамениты предки их. –
Те были просто людоеды
Без украшений дорогих!
…Сидит с печальной Крупской Горький,
Обвисли у него усы,
Не замечает в летних Горках
Чуть увядающей красы.
Уже слегка пожухли травы,
И паутинки, как дымок.
- Теперь я вижу: те неправы,
Кто говорил, что он жесток, -
Заокал по-нижегородски
Растерянный немного гость.
- Мы мягкотелы, а не жестки,
И в этом-то, пожалуй, гвоздь.
Уничтожай, коль не сдается
В неистовстве безумный враг.
Кто осудить посмеет солнце
За то, что разгоняет мрак!?
(Так муза пролетариата
Свою суровость обрела –
Воспела подвиги солдата,
Его великие дела.
Она звала на бой с разрухой,
Не уходила в терема,
Услышав странные для уха
Индустриальные грома.
Любви неслыханною жаждой
Не раз ей обжигало рот,
И нашу нежность, нет, не каждый,
Вздыхая вечерком, поймет.)
…Слетали листья с кленов алых,
Осколками зари кружась,
Коврами тихими устало
На землю мокрую ложась.
Изрядно потрудилось лето,
Нагруженное шло с полей,
Был слышен с самого рассвета
Крик уходящих журавлей.
Лежал больной Ильич в постели,
Задумчиво в окно глядел,
Где листья медленно летели.
…Казалось, отдыхал от дел,
Впервые отдыхал от боя,
Во взгляде мир и тишина.
Так с виду океан спокоен,
Но неспокойна глубина.
"Выходит, жизнь своей дорогой
И без меня идет себе…"
Сидел в гостях Дзержинский строгий,
Товарищ верный по борьбе.
Ильич привстал, собравшись с силой:
- Сегодня думал я опять:
Взять власть нам очень трудно было,
Труднее будет удержать.
Но тут платок Дзержинский вынул,
Закашлялся… Глядеть нет сил!
И, руку протянув к графину,
Ильич воды ему налил.
- Вот вам бы, дорогой мой, нужно
Поехать срочно отдохнуть!..
Коль дорожите нашей дружбой,
Не возражайте! В добрый путь!..
На что уж я теперь болящий –
И то, пожалуй, здоровей!
Заботы нету настоящей,
Совсем не бережем людей!
…Немного оба помолчали,
Подумал каждый о своем,
И Ленин с ноткою печали
Промолвил: - Плохо мы живем!
Взамен лошадок нам бы в поле
Сто тысяч тракторов пустить,
И мы б отсталость побороли,
И веселей бы стало жить!..
Что значит каждый трактор? Это
Пойдет другой дорогой жизнь,
А значит, мы в Стране Советов
Скорей построим коммунизм!
Народ наш трудовой достоин
По-человечески пожить.
Кто вынес бы другой такое,
Кто смог бы столько положить
На неокрепнувшие плечи?
Никто на свете бы не смог!
Не мастер говорить он речи,
Зато в работе просто бог.
Он сотворил сей мир великий,
Пусть не за день и не за год,
Он – дружный и разноязыкий,
Где ступит, там земля цветет.
Подушку гость поправил. – Низко? –
Больного ласково спросил.
Курить хотелось, и Дзержинский
Пустую трубку закусил.
Поднялся: - Ну, пора знать совесть…
Дела не терпят… Я пойду… -
И, двери отворить готовясь,
Спросил больного на ходу:
- Да, кстати, вы слыхали, может,
Другой ведь должен был стрелять!
- Что ж, оказался он негожим?
- Он не один подался вспять!
Сперва Козлов ходил за вами,
Вынюхивал прилежно след,
Стоял зловеще за углами,
В руке сжимая пистолет.
Он приходил на митинг каждый,
Высиживал в засадах срок,
Имел возможность не однажды…
И все же выстрелить не смог.
"Увидел, - говорит, - вблизи я
И понял – не сумею, нет.
Такого Ленина Россия
Рождает раз за тыщу лет!"
Бородка дрогнула от смеха,
Ильич вовсю захохотал:
- Мы с вами делаем успехи!..
Спасибо, хоть стрелять не стал…
Вот только он преувеличил,
Перевоспитанный Козлов,
По части моего величья.
Но это – для красивых слов!..
- Потом за вами некий Усов
Ходил, ходил и вдруг исчез,
Был далеко он не из трусов,
Как говорят, головорез.
Каплан была у них в запасе,
На крайний случай. Этой что?
Такая даст тебе согласье
Не одного убить, а сто.
Ильич привстал, собравшись с силой:
- Да, да, подумал я опять:
Взять власть нам очень трудно было,
Труднее будет управлять!.."
("Огонек", 1957, № 43 (20, октябрь), с. 4-6).