"Ох, ему и всыпали по первое, по дерьму, спеленутого, волоком…"

"... Праведные суки, брызжа пеною,
Обзывали жуликом и поллоком!"


55 лет назад советские люди отказывались признавать мазню за искусство:
«Борис Бурков  
Впервые в Нью-Йорке
…Альфред Барр – директор Нью-йоркского музея современного искусства – приятный собеседник. Говорит он горячо, со знанием дела ведет беседу о поэзии, живописи. Альфред Барр хорошо знаком с русским искусством. Он был в Третьяковской галерее, называет свои любимые полотна. Разговор о реалистических произведениях был недолгим, тем более, что в Нью-йоркском музее их почти не было. Спор разгорелся у полотна, названного художником Поллоком «№ 1». Другого названия нет. Просто «номер один».
Пока директор музея развивал идею «картины», к нам подходила молодежь и с интересом прислушивалась. Девушки и юноши были студентами, и, видно, из тех, которые начинают понимать подлинный смысл правды и лжи. Не зря во многих американских университетах студенчество стали подозревать в «неблагонадежности».
Советские журналисты прямо сказали, что они отказываются признавать мазню за искусство.
- Ведь нередко, - сказал кто-то из нас, - за произведения живописи шарлатаны выдают трехминутное «творчество» пульверизатора.
Молодежь соглашается с нами. Раздался дружный и очень, особенно для музея, громкий смех, когда рассказали случай с Луначарским, которому один художник предлагал «картину» за большую сумму. «Какая же это картина?» На белой бумаге стояла лишь большая точка. «Эх, Анатолий Васильевич,- сказал художник, - не знаете вы, сколько недель и месяцев думал я, где поставить эту точку!»
Недалеко от Сан-Франциско, на берегу океана, расположен небольшой городок, где живут художники. В плавучем ресторанчике мы обратили внимание на две больших доски для объявлений: одна фанера была окрашена в оранжевый цвет, другая – в серый, с коричневыми подтеками. У одной мелом на стене было написано 500, у другой – 450. Эти цифры нам показались какими-то объявлениями, которые должны быть написаны на самих досках. Но эти две фанеры оказались картинами.
-Одну вы можете купить за 500 долларов, другую – за 450,- объяснил нам Альберт Кан.
Жена его Риетт поведала о том, что все-таки кое-кто такие «доски для объявлений» покупает.
Скажу откровенно, что до поездки в Америку представление о ее молодежи у меня связывалось с рок-н-роллом и абстрактной живописью. Правда, знал я и о настроениях студенчества, протестующего против кабалы золотого мешка, против душевного растления. Несколько дней, проведенных в США, особенно в университетах, на стадионах, ряд встреч с молодежью порадовали меня и моих товарищей.
Мне посчастливилось в Нью-Йорке присутствовать на концерте ансамбля Игоря Моисеева. Я очень тогда хотел, чтобы в театре было больше советских людей, чтобы они могли видеть и чувствовать особое уважение к нашей стране, восхищение нашим искусством.
Концерт начался поэтическим танцем «Снегурочка». Артисты вызывали шумное одобрение не только в конце танца, но очень часто и во время танца. Особый успех имели «Партизаны», гопак, русская пляска. Невозможно назвать ни одного танца, не имевшего успеха. А потом, как бы вне программы, ансамбль исполнил пародии на рок-н-ролл. Трудно представить себе, что творилось в зрительном зале. Более трех с половиной тысяч американцев стоя приветствовали советских танцоров. Печать тоже высоко оценила выступления ансамбля.
Из театра мы шли пешком. Рестораны были полны. Подвыпившие дамы снимали туфли и пытались танцевать босыми. Такие сценки мы видели потом и в ресторане нашего отеля. У одного кинотеатра висел антисоветский плакат, оскорбляющий наш народ. Рядом с петлей на шее был изображен Фидель Кастро.
Вот так в один день, в один час мы видели как бы две Америки. От одной веет дружбой, радушием, гостеприимством, от другой – животным страхом за свое будущее, ненавистью к правде, справедливости, человеческому достоинству…»
("Огонек", 1961, № 26 (25, июнь), с. 28-29).