"Ты, солнце, создало его, Ильича…"

"… Его ты любило, его ты ласкало,
И каждое утро его ты искало,
Чтоб нежно погладить ладонью луча".
  

75 лет назад в СССР делились воспоминаниями об основоположнике простые советские самовидцы:
«Самовидцы о Ленине
В селе Шушенском, Ермаковского района, Красноярского края, Владимир Ильич Ленин отбывал трехлетнюю сибирскую ссылку с 1897 по 1900 год. Жители этого села хорошо сохранили в своей памяти многие факты из жизни великого Ленина. Они с гордостью называют себя самовидцами, людьми, имевшими счастье самим видеть Владимира Ильича, лично общаться с ним. К числу таких самовидцев относится и Аполлон Далмантьевич Зырянов и Парасковья Алексеевна Мезина, отрывки из устных рассказов которых сегодня публикуются...
... Мезина – бывшая помощница по дому в семье Ульяновых в годы их сибирской ссылки. Сейчас ей 59 лет. С чувством глубокого волнения вспоминает Парасковья Алексеевна двухлетнюю жизнь совместно с Надеждой Константиновной, Владимиром Ильичем и Елизаветой Васильевной – матерью Н. Л. Крупской.
Рассказы записаны Александром Гуревичем в с. Шушенском в 1940 году...
... П. Мезина
1. Обыск
Владимир Ильич в своем кабинете все писал, писал и писал. И вот так же Надежда Константиновна. Она без делов не была. Придешь в кабинет убирать, все стоит Владимир Ильич на ногах и пишет и пишет. За конторкой. За столом я ни разу не видела.
Они долго занимались. Устанут, пойдут, погуляют в лес на час, на два и опять за свою работу.
Я, когда убирала, так заставала такие стопы тетрадей на столе и мелкое, мелкое письмо, красивое такое.
Я один раз говорю:
- Я думаю, что вы все  письма пишете своим.
- Мы пишем сочинение книг. Вот пишем сейчас на тетради, отправляем в редакции, а там напечатают.
Однажды пошла я домой к своим родителям. Недалеко от квартиры Ульяновых волость стояла, на крыльце волости старшина стоит. Увидел меня, спрашивает:
- Ульянов дома?
Я говорю: - дома.
- Что делает?
- Пишет.
- Что пишет?
- Сочинение книг пишет, что он будет писать.
Сказала я старшине, а сама не знаю, что со мной случилось, сердце забилось, аж боюсь, не знаю, что делать. Или к родителям итти, или к Владимиру Ильичу. Все же решила итти к Владимиру Ильичу. Захожу в дом. Елизавета Васильевна, мать Надежды Константиновены, говорит:
- Что с тобой, Паша?
Я сказала.
Владимир Ильич как раз открыл комнату, слушает.
- Ты что сказала? – спрашивает меня.
Я ему повторила, что вот спросил меня староста – дома ли Ульянов и что делает, я сказала, что сочинение книг пишет.
- Ну, молодец, молодец,- говорит Владимир Ильич, - беги тащи дров.
Я быстренько во двор, набрала охапочку дровец, а там в голландке напиханы уже тетради, не знаю, каких бумажек напихали. Все сгорело.
Через несколько времени пришли с обыском. Давай тетради, книги, это все побросали на пол, по столам. Смотрели, смотрели, так ничего и не нашли, опять спокойно, по-старому стало…
...
3. Печенье
Она звала Володей его, а он ее Надей звал. Они дружно жили.
Раз Надежда Константиновна говорит:
- Паша, я буду стряпать.
Руки засучила, квашню повертывает, а ее коса во все стороны болтается. Спекла, печенье неудачно было.
Владимир Ильич возьмет печенье, смеется:
- Это, Надя, ты стряпала? Да как красиво, - говорит.
А мне неудобно, что я хорошо, а она плохо стряпает.
- Это, ведь я стряпала.
- Но, но, не рассказывай, Паша, - говорит».
 ("Восточно-Сибирская правда", 1941, № 94 (22, апрель), с. 2).