"... Что напишешь на снегу?
Пусть метели неуёмные,
Я границу берегу!"
40 лет назад на границе СССР с братской Польской Народной Республикой царила атмосфера большой дружбы: «Удивительная женщина живет в Гродненской области! По сигналам Н.О. Сурмач задержано несколько нарушителей пограничного режима. В комнате боевой славы части висит ее портрет. Награждена медалью "За отличие в охране государственной границы СССР". (Из письма в редакцию)
Пусть метели неуёмные,
Я границу берегу!"
Два деревянных шлагбаума и будка-теплушка под красной железной крышей. Если приближается поезд, шлагбаумы закрывают дорогу. А пройдет поезд – шлагбаумы скрипуче уходят вверх и тогда напоминают два колодезных журавля. Под ними, торопясь, проезжают машины, тракторы, повозки. И так постоянно: открыто-закрыто. Он казался бы совсем обыкновенным, этот переезд, если бы стоял где-нибудь в глубине страны, а не здесь, вблизи государственной границы.
Как-то остановилась у переезда легковая машина, вышел из нее военный, грузный, высокий, попросил напиться. Дежурная, Надежда Осиповна Сурмач, пригласила его зайти в будку – чего на улице-то стоять. Он зашел, заполнив собою все помещение. Напился, поинтересовался здоровьем женщины, семьей да и сказал между прочим:
- Переезд ваш у самой границы. А железная дорога – место бойкое. Может и чужой прицепиться к вагону. Просим мы вас, поглядывайте, а что забеспокоит – давайте знать пограничникам…
Первое время с некоторой опаской поглядывала она на телефон, который висел на стене будки: а вдруг позвонит тот военный и спросит, внимательно ли она смотрит за дорогой? Но телефон молчал.
… В ту ночь шел дождь. Постукивал по железной крыше будочки, капли блестели на окошке, на отполированных рельсах да на выложенных светлыми камешками словах: "Добро пожаловать в СССР!" Зябко поеживаясь, Надежда Осиповна с флажками и фонарем вышла под дождь. Приближался товарняк. Машинист, высунувшись из освещенной кабины, коротким гудком приветствовал её. За паровозом потянулись платформы, доверху груженные промокшими досками. Состав был длинный, и дежурная порядком продрогла на стылом, мокром ветру. И вдруг ей будто померещились: на предпоследней платформе в отсветах фонаря она увидела прижавшихся к доскам людей. Их было трое... «Эка их! Дождь-то какой» - сочувственно подумала она вначале, а потом заволновалась и поспешила к телефону.
- Сынок, - сказала она, переводя дыхание, - ваши ездят на товарняках? Нет? А сейчас на предпоследней платформе едут какие-то три человека.
- Где едут?
- Прямо на досках прижались.
- Спасибо, тетя Надя.
Минут через пять к переезду примчалась машина с солдатами. Они быстро выскочили из кузова, выпрыгнула и собака. Солдаты разделились на две группы и бросились в лес по обе стороны железной дороги. Они скрылись, а Надежда Осиповна, забыв о дожде, смотрела им вслед. Вскоре вспыхнули ракеты, повисели и растаяли.
Через несколько дней офицер из погранотряда вручил дежурной Сурмач при народе грамоту и премию. Грамоту она повесила на стену, а на деньги справила Вите обнову к празднику.
И опять потянулись дни, похожие один на другой. Однако что-то изменилось в ее жизни. Если через переезд проезжали солдаты, то непременно останавливались попить, погреться у печки, спросить о житье-бытье. По-иному стали относиться к ней и соседки – видели, как вручал ей начальник заставы грамоту. Словом, жизнь приняла новый поворот.
... Однажды в будку зашел человек. Сидел, курил, Надежда Осиповна вязала и незаметно разглядывала гостя. Человек не из местных. Вид у него странный: телогрейка, какие надевают для работы на ферме, стоптанные сапоги, плохо выбритое лицо.
- Мать, далеко тут кордон?
Надежда Осиповна насторожилась, но виду не подала, продолжала вязать.
- Почем я знаю...
- А это куда? – Гость показал на телефон.
- Куда же ещё – на станцию! – ответила. Ей было не по себе. А он все не уходил, курил и становился все злее.
- Как же ты тут ничего не знаешь?
- Ох, голова сегодня что-то болит, спасу нет,- сказала она вдруг она. – Позвоню, пусть смену присылают.
Она подошла к телефону. Спиной чуяла, что гость неотрывно и напряженно следит за ней. Покрутила ручку. Приложила к уху трубку. «А вдруг у него нож?» - подумала, но не обернулась. В трубке послышался бодрый голос дежурного: «Здравия желаю, Надежда Осиповна!» Она тем временем ломала голову, как же сказать, чтобы пришлый ничего не понял. И вдруг решилась: «Товарищ начальник станции, голова что-то болит у меня, раскалывается. Не могу. Пришлите смену, да побыстрее!»
На другом конце провода недоуменно переспрашивали, а она все твердила:
- Товарищ начальник станции, очень прошу, смену пришлите.
Некоторое время в трубке молчали, видимо, дежурный кому-то докладывал, а потом торопливо сказал:
- Надежда Осиповна, сейчас будем.
Дрожащей рукой она положила трубку, повернулась к гостю. Он спокойно, прикрыв глаза, дремал.
- Сморился как. Уснул, что ли?
Он не ответил. Тогда она снова принялась за свое вязание. И вдруг дверь с шумом распахнулась – на пороге стояли два солдата с автоматами.
Долго еще потом в округе рассказывали, как Сурмач помогла задержать опасного нарушителя границы.
В летнюю пору не хочется сидеть в будке. Тепло, солнышко припекает. Мысли светлые, как солнечные зайчики. Надежде Осиповне и вязать-то не хочется. Сидит просто так и смотрит. От деревни бегут ребятишки, целая ватага. А чего бегут? Она привстала и видит, что с ними какая-то незнакомая женщина в лохмотьях. Приближается. Куда это они? Через переезд? Там же граница!
- Чего дурачитесь, хлопчики? – кричит Надежда Осиповна.
- Она глухонемая! – отвечают хором.
Немая... Куда же она идет?
- Эй, бабка, не ходи туда, тебя все равно не пустят, - говорит Надежда Осиповна немой, а та, ясное дело, не слышит, продолжает идти.
- Пойдем, посиди, отдохни,- бежит к ней Надежда Осиповна, берет за руку и вводит в сторожку.
Мальчишкм обступают будку, заглядывают в окна. Подав женщине воды, Надежда Осиповна выходит из будки.
- Беги скорее на заставу! – шепчет одному. – Пусть сразу едут!
Ватага мчится в сторону заставы, и все стихает. Немая, вытянув ноги в сапогах, отдыхает, устало опустив голову на грудь. Вид у нее страшноватый. У Надежды Осиповны колотится сердце. Но загудела машина – отлегло. Вошел солдат. Немая даже головы не подняла. Солдат молодой, почти мальчишка. Но вдруг Надежда Осиповена увидела, что он достает сигарету.
- Сынок, такой молодой, а куришь! Вот мать узнает!
Солдат покраснел, но взял себя в руки и сказал как-то особенно:
- Хочется, мамаша, покурить.
Надежда Осиповна, хотя так ничего и не поняла, но почувствовала, что так надо.
Немая, почуяв дым, заерзала на стуле и потянулась рукой к солдату, показывая, что хочет курить. Когда немая тянулась за сигаретой, рукав задрался, оголив волосатую мужскую руку...
... Маленькая женщина стояла на сцене и, не стесняясь земляков, плакала. Офицер прикалывал ей на грудь медаль. Она видела его сильные пальцы, красно-зеленую колодочку, матовый блеск серебра. Ей дали слово. Она никогда не выступала и сказала только:
- Родненькие мои товарищи! Это ж наша земля...
Лейтенант В. Гордиенко» ("Работница", 1973, № 12, с. 6-7 )
- Где едут?
- Прямо на досках прижались.
- Спасибо, тетя Надя.
Минут через пять к переезду примчалась машина с солдатами. Они быстро выскочили из кузова, выпрыгнула и собака. Солдаты разделились на две группы и бросились в лес по обе стороны железной дороги. Они скрылись, а Надежда Осиповна, забыв о дожде, смотрела им вслед. Вскоре вспыхнули ракеты, повисели и растаяли.
Через несколько дней офицер из погранотряда вручил дежурной Сурмач при народе грамоту и премию. Грамоту она повесила на стену, а на деньги справила Вите обнову к празднику.
И опять потянулись дни, похожие один на другой. Однако что-то изменилось в ее жизни. Если через переезд проезжали солдаты, то непременно останавливались попить, погреться у печки, спросить о житье-бытье. По-иному стали относиться к ней и соседки – видели, как вручал ей начальник заставы грамоту. Словом, жизнь приняла новый поворот.
... Однажды в будку зашел человек. Сидел, курил, Надежда Осиповна вязала и незаметно разглядывала гостя. Человек не из местных. Вид у него странный: телогрейка, какие надевают для работы на ферме, стоптанные сапоги, плохо выбритое лицо.
- Мать, далеко тут кордон?
Надежда Осиповна насторожилась, но виду не подала, продолжала вязать.
- Почем я знаю...
- А это куда? – Гость показал на телефон.
- Куда же ещё – на станцию! – ответила. Ей было не по себе. А он все не уходил, курил и становился все злее.
- Как же ты тут ничего не знаешь?
- Ох, голова сегодня что-то болит, спасу нет,- сказала она вдруг она. – Позвоню, пусть смену присылают.
Она подошла к телефону. Спиной чуяла, что гость неотрывно и напряженно следит за ней. Покрутила ручку. Приложила к уху трубку. «А вдруг у него нож?» - подумала, но не обернулась. В трубке послышался бодрый голос дежурного: «Здравия желаю, Надежда Осиповна!» Она тем временем ломала голову, как же сказать, чтобы пришлый ничего не понял. И вдруг решилась: «Товарищ начальник станции, голова что-то болит у меня, раскалывается. Не могу. Пришлите смену, да побыстрее!»
На другом конце провода недоуменно переспрашивали, а она все твердила:
- Товарищ начальник станции, очень прошу, смену пришлите.
Некоторое время в трубке молчали, видимо, дежурный кому-то докладывал, а потом торопливо сказал:
- Надежда Осиповна, сейчас будем.
Дрожащей рукой она положила трубку, повернулась к гостю. Он спокойно, прикрыв глаза, дремал.
- Сморился как. Уснул, что ли?
Он не ответил. Тогда она снова принялась за свое вязание. И вдруг дверь с шумом распахнулась – на пороге стояли два солдата с автоматами.
Долго еще потом в округе рассказывали, как Сурмач помогла задержать опасного нарушителя границы.
В летнюю пору не хочется сидеть в будке. Тепло, солнышко припекает. Мысли светлые, как солнечные зайчики. Надежде Осиповне и вязать-то не хочется. Сидит просто так и смотрит. От деревни бегут ребятишки, целая ватага. А чего бегут? Она привстала и видит, что с ними какая-то незнакомая женщина в лохмотьях. Приближается. Куда это они? Через переезд? Там же граница!
- Чего дурачитесь, хлопчики? – кричит Надежда Осиповна.
- Она глухонемая! – отвечают хором.
Немая... Куда же она идет?
- Эй, бабка, не ходи туда, тебя все равно не пустят, - говорит Надежда Осиповна немой, а та, ясное дело, не слышит, продолжает идти.
- Пойдем, посиди, отдохни,- бежит к ней Надежда Осиповна, берет за руку и вводит в сторожку.
Мальчишкм обступают будку, заглядывают в окна. Подав женщине воды, Надежда Осиповна выходит из будки.
- Беги скорее на заставу! – шепчет одному. – Пусть сразу едут!
Ватага мчится в сторону заставы, и все стихает. Немая, вытянув ноги в сапогах, отдыхает, устало опустив голову на грудь. Вид у нее страшноватый. У Надежды Осиповны колотится сердце. Но загудела машина – отлегло. Вошел солдат. Немая даже головы не подняла. Солдат молодой, почти мальчишка. Но вдруг Надежда Осиповена увидела, что он достает сигарету.
- Сынок, такой молодой, а куришь! Вот мать узнает!
Солдат покраснел, но взял себя в руки и сказал как-то особенно:
- Хочется, мамаша, покурить.
Надежда Осиповна, хотя так ничего и не поняла, но почувствовала, что так надо.
Немая, почуяв дым, заерзала на стуле и потянулась рукой к солдату, показывая, что хочет курить. Когда немая тянулась за сигаретой, рукав задрался, оголив волосатую мужскую руку...
... Маленькая женщина стояла на сцене и, не стесняясь земляков, плакала. Офицер прикалывал ей на грудь медаль. Она видела его сильные пальцы, красно-зеленую колодочку, матовый блеск серебра. Ей дали слово. Она никогда не выступала и сказала только:
- Родненькие мои товарищи! Это ж наша земля...
Лейтенант В. Гордиенко» ("Работница", 1973, № 12, с. 6-7 )