"…Он с лысиною, как поднос,
Глядел скромней из самых скромных".
60 лет назад советские люди еще не знали, что Ленин зевал ферзя даже Богданову:
"Ильич
(Страницы жизни)
Алексей Марков
Шум врагов
Просматривал газеты Ленин,
Их целый ворох перед ним...
Одна выходит где-то в Вене,
Другой торгует бойко Рим.
Тут на английском и на шведском,
На всяких прочих языках,
И столько злого шума, треска
В газетах о большевиках!
Какое дружное злорадство,
Когда узнают невзначай,
Что небогатые на яства,
Как угощенье ставим чай,
И даже сахару вприглядку –
Пустой лакают кипяток!
На чьем-то пиджаке заплатку
Увидел кто-то – и упрек:
"Смотрите, вот какие блага
Народу дал социализм!
Он существует на бумаге,
А жизнь, она идет как жизнь! "
Какое до того им дело,
Что край наш выбился из сил,
Что в битвах с бандой оголтелой
Годами кровью исходил,
Что строй наш – первенец, ребенок,
За воздух ухватясь рукой,
Шагнул недавно из пеленок,
И нет поддержки никакой!
А мы, выходит, виноваты,
За все ответственны "грехи":
За развалившиеся хаты
И за дороги, что плохи...
Встал, заходил Ильич тревожно,
Достал и глянул на часы...
Дверь приоткрылась осторожно,
И показались в ней усы
И задержались на мгновенье.
- О, Алексей Максимыч! Жду...
Что ж не пришли к нам в воскресенье?
Кто говорил: "Приду, приду! "?
И выдался денек погожий...
Гость отвечал: - Не смог, не смог...
Он не спеша снимал галоши
И ставил палку в уголок.
- Опять я прихворнул немного...
- Так не годится никуда.
Нет, собирайтесь-ка в дорогу
На Капри... Там тепло... Вода...
Но гость уткнулся недовольный
В газету из-за рубежа,
Как видно, в этот край привольный
Не очень-то влекла душа.
И в тишине, когда, взволнован,
В газету вчитывался гость,
Ильич, быть может, вспомнил снова
Края, где в прошлом жить пришлось.
Неудержимо время мчится!
Да, долог день, короток век.
Давно ли было только тридцать,
А вот в летах уж человек!
Но не старик еще как будто,
Готов в дорогу, не устал!
И за какую-то минуту
Ильич всю жизнь перелистал.
Он тоже знал простое счастье
На желтом волжском берегу.
Не отягченный трудной властью,
Еще пред миром не в долгу,
Он рассекал волну руками –
И радуга над головой.
Садился на горячий камень
И вдаль глядел на белый зной.
Еще Ульянов, а не Ленин,
Он к матери явиться мог
И головой припасть к коленям,
Безмолвно посидеть у ног.
Спасибо, что вдвоем остались,
Другие, может, не поймут.
И молча будет мать на палец
Крутить волос пшеничный жгут
И думать, думать: "Разве сможет
Сын обходиться без меня?.. "
И даже говорила: "Боже,
Иди во след, его храня! "
Но счастье есть. И не простое,
Совсем неясное иным.
То счастье яростного боя
С врагом, что был непобедим...
- Ну, а газеты все клевещут, -
Промолвил гость, косясь на них.
Ильич сказал: - На эти вещи
Трудов не надобно больших.
Но может быть весьма полезен
Враг в полемической пальбе:
Ожесточась, он в схватку лезет,
Что в мыслях, рубит он тебе.
А "друг" иной таиться станет,
Минует острые углы.
Не избегайте порицаний,
Страшитесь больше похвалы!
- Давайте в шахматы сыграем!
До заседанья полчаса!
- Да нет, забота есть другая... –
У гостя сузились глаза.
- Опять вступиться за кого-то?
Ну, говорите напрямик!
- На этот раз не та забота, -
Споткнулся на слове язык.
- Журнал открыть?.. Или газету?..
Ильич потер рукою лоб:
- Поддержим мы идею эту.
Но, Алексей Максимыч, чтоб
Печать бы стала чуть живее
И без излишней трескотни.
Видали, как писать умеют
О наших промахах они?
Эх, Алексей Максимыч, милый,
Раскроешь поутру журнал,
А он такой уж разунылый,
Как будто ты его читал!
Чем будем искренней и чище,
Тем горячей из разных стран
Сюда потянутся ручищи
Друзей – рабочих и крестьян.
У них о собственных Советах
Мечта в порядок дня встает.
Всегда нам надо помнить это.
И знамя не ронять свое.
Ну, а теперь прошу: разочек
Сыграем в шахматы... Идет?
- Я разбираюсь-то не очень...
Не притворяйтесь... Сделан ход".
("Огонек", 1957, № 44 (27, октябрь), с. 9-10).