"… как будто бы это взглянул на меня
Дзержинский,
накинув шинель на плечи".
60 лет назад в СССР считалось, что редкая мамаша так любит своего ребенка, как любят чужих детей организаторы политических спецслужб:
"Он хотел вас видеть такими
С. Дзержинская
"Я люблю детей так, как никого другого… Я думаю, что собственных детей я не мог бы любить больше, чем несобственных… В особенно тяжкие минуты я мечтаю о том, что я взял какого-либо ребенка, подкидыша, и ношусь с ним, и нам хорошо… Часто, часто мне кажется, что даже мать не любит детей так горячо, как я…"
Эти полные тепла и любви слова писал тот, кого в народе называли "Железным Феликсом".
Несгибаемая воля Феликса Эдмундовича Дзержинского поражала даже его товарищей-большевиков, а они и сами ведь были стальными людьми. Друзья называли его "рыцарем революции", враги трепетали при имени Дзержинского… Но трудно найти человека, который любил бы ребят так горячо и нежно, как "Железный Феликс".
Письмо, строки из которого я только что привела, написано в Швейцарии, в эмиграции, куда Феликс Эдмундович должен был уехать, выйдя из тюрьмы. В тюрьмах Феликс Эдмундович провел почти четверть своей жизни – одиннадцать лет. Конечно, в те годы желание взять подкидыша, о котором говорится в письме, было для Дзержинского несбыточной мечтой. Свое стремление заботиться о бездомных детях Феликс Эдмундович осуществил гораздо позже – после Октябрьской революции, когда он возглавил комиссию по улучшению быта детей… Как заботился он, чтобы беспризорным детям было хорошо, чтобы они были сыты, одеты, жили в светлых, чистых комнатах!.. Но, повторяю, это случилось много позже, а тогда, в годы подполья, нечего было и думать, чтобы взять на воспитание ребенка… И все же при малейшей возможности Феликс Эдмундович завязывал дружбу с ребятами.
Помню, как он играл с детьми товарищей – с маленькой дочкой Ю. Мархлевского, детьми А. Варского. В Кракове, где он был в эмиграции, он окружил себя детьми. Он жил там в рабочем районе, снимая крошечную проходную комнатушку. Рядом, в большой комнате, хранился партийный архив и ночевали приезжавшие товарищи… Вот здесь-то Феликс Эдмундович и устроил нечто вроде детского сада для ребятишек рабочих. Они играли здесь днем в нехитрые игрушки, которые он сам смастерил для них из папиросных коробок и каштанов…
Раз я застала такую картину: Феликс Эдмундович сидит за столом, на коленях у него малыш, два других примостились за спиной, обвив шею "дяди" руками…
В соседней комнате – детский смех, возня, а Дзержинский, облепленный детьми, пишет, как ни в чем не бывало.
Он даже уверял меня, что так ему лучше работается…
А как он умел играть с детьми! Но, к сожалению, ему не часто удавалось играть даже с собственным сыном… По-настоящему он встретился с ним только в 1918 году, когда Ясю было уже семь лет. А до этого он видел сына только раз, в Варшавском воспитательном доме, куда пришлось поместить малыша, которому тогда было несколько месяцев. Феликс Эдмундович в то время скрывался от полиции и назвал себя дядей Ясика.
И вот наконец в 1918 году Феликс Эдмундович приехал на несколько дней, повидаться, к нам в Швейцарию, где я работала в советской миссии…
Все время он играл с сыном. Их нельзя было оторвать друг от друга, а я не могла налюбоваться на них. Наконец-то – хоть и ненадолго! – сбылось то, о чем он писал из тюрьмы, обращаясь к малютке-сыну: "…Ясик мой любимый, солнышко, радость моя!.. Когда мы будем вместе, мы будем смеяться и радоваться… Будем гоняться друг за другом и, обнявшись, сидеть и рассказывать друг другу… И это будет наш праздник…"
("Пионер", 1957, № 9 (сентябрь), с. 33-35).