"Консервами набив тугие ранцы, среди могил, над осыпью траншей..."

"... Сновали шумно янки и британцы
С развязностью завзятых торгашей".

  65 лет назад советские писатели успешно справлялись с задачей обосрать погуще бывших союзников в недавней войне: 
 "Уставший от длительного перехода и соскучившийся по берегу штурман американского тральщика Гарри Мортон с облегчением вздохнул.
- Пора и проветриться, - сказал он себе, отыскивая в лоции описание порта Н., к которому приближался корабль. В лоции значилось: «...театр, музеи, парки, рестораны...»  - Значит, отдохнуть есть где, - и он ногтем подчеркнул «рестораны».
- Джимми, - закричал он вестовому матросу, - готовь костюм, да живо!
Гарри Мортон вышел на мостик и поднёс к глазам бинокль. Перед его взором вставали обгоревшие стены, торчащие трубы, горы щебня. Он опять вернулся к лоции. Лишь сейчас он обратил внимание на существенную деталь: лоция была издана в 1927 году.
Через час Гарри Мортон в лучшем своём костюме съехал с группой офицеров на берег.
Гарри был элегантен, тщательно выбрит. Лицо его дышало довольством, на губах сияла беззаботная улыбка. От него пахло духами, хорошим табаком и шоколадом.
В городе стояла пыль. Ветер врывался в развалины, вздымал вихрь песчинок, кружил и гнал их по улицам. Американцы шли молча. Они жмурили глаза от пыли и слепящего солнца.
- Напрасно очки не надели, - сказал кто - то из них, протирая запорошенный глаз.
Вокруг громоздились развалины домов, опалённые огнём и взрывами, покосившиеся кирпичные стены, скрюченное железо. Гарри никогда ещё не видел ничего подобного. Невольно мелькнула мысль: «А что было бы с Нью - Йорком, если бы не Россия?..»
Навстречу гуляющим американцам спешили матросы, офицеры, люди в спецовках, женщины с корзинками. Лица встречных были сосредоточенны и серьёзны, с печатью пережитых лишений и невзгод. Гарри всматривался в них - и ни разу не увидел он и тени отчаяния. Напротив, во взорах, в движениях людей он видел силу, волю, и это его удивляло.
Американские моряки подошли к большому дому. Судя по свежей окраске, дом был недавно восстановлен. На стене здания висела карта Европы. Здесь толпились и военные и мирные жители. Карта была испещрена стрелами: красными - на востоке и зелёными - на западе. С двух сторон стрелы устремлялись к центру Германии. Кто - то из матросов приложил к карте две ладони. Они накрыли всё расстояние, отделявшее остриё красной стрелы от Берлина. Гарри невольно прикинул в уме: сколько же ладоней надо, чтобы накрыть пространство от зелёных стрел? Много... Ему стало как - то не по себе, и он отошёл в сторону. Никогда ещё он, самоуверенный американец, не чувствовал себя так неловко.
К группе офицеров подошёл советский моряк. Он приветствовал их и пригласил в Дом флота. Там было светло, уютно и людно. Даже не верилось, что среди руин может сохраниться такой комфортабельный уголок. Здесь Гарри познакомился с лейтенантом Николаем Кравцовым.
Гарри Мортон по - русски знал всего три слова: «хорошо», «здравствуйте» и «до свидания». Русский лейтенант обладал несколько более обширным запасом английских слов, но главным образом из морской терминологии. Кое - как они всё же объяснились. В течение нескольких вечеров, проведённых вместе, они узнали, что Гарри в мирное время был капитаном спасательного буксира, а Кравцов командует «морским охотником» и до войны плавал штурманом в торговом флоте и бывал в Нью - Йорке, Бостоне, Балтиморе. Оба они любили море, оба были молоды, жизнь для них только начиналась.
Много раз вместе смотрели они русские фильмы, играли, на бильярде, сидели в буфете, не раз поднимали тосты за тех, кто в море, за дружбу, за победу. И когда Кравцов уходил в море, Гарри скучал. Небольшая каюта Мортона была заставлена различными предметами - нужными и ненужными. Телефоны, стрелки, барометры, портативный радиоприёмник, микрофон для связи с рулевым, контрольный компас, вентиляторы, безделушки - все эти вещи загромождали каюту. Со стен улыбались и плакали блондинки в ярких нарядах. Эти кричащие краски рекламы Кравцов видел всюду, когда бывал в Америке.
«Здесь хорошо отдыхать, - подумал Кравцов, - но воевать с этими безделушками трудно...»
Гарри Мортон был искренно рад русскому гостю. Он познакомил Кравцова со всем экипажем тральщика, шутил, рассказывал о себе и друзьях.
На палубе у пушки Гарри показал Кравцову лифт, по которому из пороховых погребов подавали наверх снаряды.
- Допустим, дорогой коллега, - говорил Мортон, незаметно нажимая зелёную кнопку, - боевая тревога длится час, два, три. Офицеру хочется есть, а уйти нельзя... А кушать хочется зверски...
Гарри медлил. Вдруг дверцы лифта открылись, и перед их глазами в ящике предстали две чашки, наполненные горячим какао, и два пакетика бисквита. Кравцов улыбнулся краешком губ.
Выпив какао, Гарри Мортон нарочно выпустил чашку из рук и вздрогнул, будто испугавшись, что чашка сейчас разлетится вдребезги. Но она со звоном ударилась о железо и покатилась. Улыбаясь, Гарри поднял чашку и постучал о ствол пушки.
- Небьющаяся посуда на корабле необходима, - как бы между прочим заметил Кравцов.
Американец явно хотел удивить русского офицера я с увлечением продолжал показывать гостю «диковинки». Кравцов же с невозмутимым спокойствием встречал любую преподносимую ему неожиданность и, здраво взвешивая её, откровенно говорил:
- Это лишние хлопоты... Это на туалетный столик жене... Это непрактично, скоро сломается... А вот это, пожалуй, хорошо.
Такое спокойствие и нравилось американцу и а то же время чем - то обижало и нервировало его. Почему гость ничем не восхищается? Разве у русских есть что - нибудь подобное?.. Но тут же где - то в глубине души поднималось в нём и другое, не осознанное ещё чувство протеста: по какому праву он кичится? И действительно ли Америка лучше России?.. Эти сомнения начинали тревожить военного штурмана.
Через несколько дней Гарри побывал па «морском охотнике» лейтенанта Кравцова. Здесь всё было скромно, строго и добротно. В бухте было ветрено. Кравцов предложил Гарри свою кожаную ушанку вместо его щегольской форменной фуражки, которая мало грела и то и дело грозила улететь в море. Надев ушанку, Гарри хлопнул по мягкому хрому и воскликнул:
- О, вери гуд, вери гуд!"